навыпуск

Russian

Pronunciation

IPA^(key): [nɐˈvɨpʊsk]

Adverb

навы́пуск • (navýpusk)

not tucked into one's trousers/boots etc.
- 1877, Лев Толстой [Leo Tolstoy], “Часть II Глава XVI”, in Анна Каренина; English translation from Constance Garnett, transl., Anna Karenina, 1901:
  Он бы́стрыми костля́выми па́льцами расстегну́л сюрту́к, откры́в руба́ху навы́пуск, ме́дные пу́говицы жиле́та и цепо́чку часо́в, и бы́стро доста́л то́лстый ста́рый бума́жник.
  On býstrymi kostljávymi pálʹcami rasstegnúl sjurtúk, otkrýv rubáxu navýpusk, médnyje púgovicy žiléta i cepóčku časóv, i býstro dostál tólstyj stáryj bumážnik.
  With rapid, bony fingers he unbuttoned his coat, revealing a shirt, bronze waistcoat buttons, and a watch chain, and quickly pulled out a fat old pocketbook.
- 1880, Михаил Салтыков-Щедрин [Mikhail Saltykov-Shchedrin], “Семейный суд”, in Господа Головлёвы; English translation from I. P. Foote, transl., The Golovlevs, Oxford: Oxford University Press, 1986:
  На нём был ополче́нский мунди́р, дово́льно, одна́ко ж, потёртый, на нога́х — сапоги́ навы́пуск и в карма́не — сто рубле́й де́нег.
  Na njom byl opolčénskij mundír, dovólʹno, odnáko ž, potjórtyj, na nogáx — sapogí navýpusk i v karmáne — sto rubléj déneg.
  He wore his militia uniform, shabby as it was, with trousers untucked over his knee-boots, and he had a hundred roubles in cash in his pocket.
- 1892, Антон Чехов [Anton Chekhov], Страх; English translation from Richard Pevear and Larissa Volokhonsky, transl., Fear, New York: Alfred A. Knopf, 2020:
  Оте́ц у него́ был свяще́нник, а мать дворя́нка, зна́чит, по рожде́нию принадлежа́л он к сосло́вию привилегиро́ванному, но как я ни всма́тривался в его́ испитое, почти́тельное, всегда́ по́тное лицо́, в его́ ры́жую, уже́ седе́ющую бо́роду, в жа́лкенький рва́ный пиджа́к и кра́сную руба́ху навы́пуск, я ника́к не мог найти́ да́же следа́ того́, что у нас в общежи́тии зовётся привиле́гиями.
  Otéc u nevó byl svjaščénnik, a matʹ dvorjánka, znáčit, po roždéniju prinadležál on k soslóviju privilegiróvannomu, no kak ja ni vsmátrivalsja v jevó ispitoje, počtítelʹnoje, vsegdá pótnoje licó, v jevó rýžuju, užé sedéjuščuju bórodu, v žálkenʹkij rványj pidžák i krásnuju rubáxu navýpusk, ja nikák ne mog najtí dáže sledá tovó, što u nas v obščežítii zovjótsja privilégijami.
  His father had been a priest and his mother a noblewoman, meaning that by birth he had belonged to the privileged class, but however much I studied his wasted, deferential, eternally sweaty face, his red, already graying beard, his pathetic, ragged suit jacket and loose red shirt, I simply could not find even a trace of what is known in our society as privilege.
- 1913, Максим Горький [Maxim Gorky], “X”, in Детство; English translation from Ronald Wilks, transl., My Childhood, 1966:
  Ве́чером старики́, пра́зднично оде́вшись, пошли́ ко все́нощной, ба́бушка ве́село подмигну́ла на де́да, в мунди́ре цехового старшины́, в ено́товой шу́бе и брю́ках навы́пуск[...]
  Véčerom starikí, prázdnično odévšisʹ, pošlí ko vsénoščnoj, bábuška véselo podmignúla na déda, v mundíre cexovovo staršiný, v jenótovoj šúbe i brjúkax navýpusk[...]
  In the evening the old people put their best clothes on and went to mass. Grandmother cheerily winked at Grandfather, who was wearing his freeman’s uniform, and a coat made from raccoon fur and trousers outside his shoes.